Дядя Фёдор как-то заглянул в дневник Матроскина и увидел эту блошиную эпопею.

— Матроскин, как тебе не стыдно! Давай немедленно купаться.

— Нельзя.

— Это почему?

— Я воды боюсь.

— Но ты же у нас морской кот.

— Да, морской. Я морской воды не боюсь, а у нас вода речная.

— Ну и отлично, — говорит дядя Фёдор. — В аптеке в селе Троицком морскую соль продают. Я видел, там ребята для аквариума покупали. Бери, Матроскин, тележку и шагай в Троицкое за солью. Будем тебе морские купания устраивать.

Матроскину деваться было некуда. На другой день он на тележке привёз соль из Троицкого. Стали думать, где его купать. Ванны в сельской местности в домах из дровишек обычно не заводили.

Шарик говорит:

— А вон у нас есть бочка для дождевой воды. Мы туда Матроскина и запихнём.

— Не надо меня запихивать, — говорит Матроскин. — Отойдите все в сторону. Я буду всё по-своему делать.

Сначала он бочку как следует отмыл. Потом вставил в неё кипятильник. Потом соли насыпал.

Шарик говорит:

— Это как в "Коньке-Горбунке". Сейчас он туда прыгнет. А вылезет оттуда тигром.

— Я не знаю, каким он оттуда вылезет, — говорит дядя Фёдор. — Только у него всё правильно получается.

Матроскин сказал:

— Я буду всё делать так, как белые медведи делают.

Он стал постепенно погружаться в воду. Сначала задние лапы, потом пузико. Потом сам медленно-медленно стал опускаться вниз.

Он вниз опускался, а все насекомые наоборот вверх по нему лезли. Он всё ниже — они всё выше. Кот сказал Шарику:

— Вот эту щепочку я себе на нос положу. Когда все блохи на неё переползут, ты, Шарик, зачерпни её своей миской и вместе с водой в помойку вылей.

Так они и сделали. Матроскин глаза зажмурил, щепочку себе на нос положил и в воду до конца погрузился. Блохи все на щепочку и попрыгали.

Шарик взял миску, только не свою, а кота Матроскина, поймал плавающую щепочку, зачерпнул её и отнёс подальше от дома.

Он подумал:

"Хороший способ придумали белые медведи. Только где они там в тундре кипятильник брали?"

* * *

После этого мемуары кота Матроскина больше наполнились духовой жизнью:

"Июнь. Шарик совсем меня замучил своими стихами. "Один чел-век имел собаку". Этот "чел-век" у него занимается "педагогой". Мы с дядей Фёдором объясняем Шарику, что это неграмотно. Что так стихи не пишут. А он нам нахально отвечает: "Много вы понимаете в высокой поэзии!" Он никого не слышит и "педагогит" и "педагогит" дальше.

Если уж Шарик стал высоким поэтом, может, мне тоже попробовать сочинять?"

И он действительно как-то с утра уселся за стих. Он решил не прославлять себя поэмами, как Шарик, а написать простое деловое стихотворение в подарок дяде Фёдору.

Он начал:

Я новый стих сейчас создам

И дяде Фёдору отдам.

— Ой, — говорит Матроскин. — Вот и всё. Готовое стихотворение получилось.

Он пошёл к дяде Фёдору и дал ему листок. Дядя Фёдор прочитал и говорит:

— Ну и создавай.

— А я же создал.

— Где оно?

— Да вот оно и есть "оно". Ты его держишь.

— Но тут написано "создам". Значит, ты его только будешь создавать.

— Да, нет, — говорит Матроскин. — Это я так подумал сначала, что создам и отдам. А когда я это записал, всё — теперь есть что отдавать. Уже есть две строчки, и рифма есть.

— Нет, — решил дядя Фёдор. — Мне ещё хотя бы две строчки нужны.

Матроскин думал, думал, думал… Ничего у него не получалось. Он к большому поэту Шарику пошёл.

— Шарик, что надо писать, когда ничего не пишется?

— Когда ничего не пишется, тогда про природу писать надо.

Эта мысль столкнула кота Матроскина с места. Он сразу придумал:

Веточки, цветочки,

Бабочки, листочки,

Перелески, тополя —

Это всё моя земля.

Он радостно пошёл сдавать работу дяде Фёдору.

— Вот это другое дело, — сказал дядя Фёдор. И положил это стихотворение в коробочку, где он письма папы и мамы хранил. — Только ты, Матроскин, лучше стихов не пиши. У тебя проза лучше получается. Я твои мемуары про блох до сих пор забыть не могу.

Однажды случилось удивительное. Почтальон Печкин к себе Шарика в гости позвал.

Поставил на стол всё самое вкусное — солёные огурцы, капусту кислую, квас. И спросил:

— Ну, как ты живёшь, Шаричек?

Шарик отвечает:

— Живу хорошо.

— А что это я в последнее время не встречаю твоих снимков про природу в газетах?

Шарик отвечает:

— Я сейчас поэзией увлёкся. Хотите послушать? Я вам отрывки из поэмы почитаю.

Печкин не очень хотел слушать. Ему поэта Юрия Энтина было достаточно. Но он сказал:

— Конечно, хочу… Немного.

Шарик встал в позу поэта Маяковского на площади Маяковского и начал читать:

Один чел-век имел собаку,

И очень он любил собаку.

И без собаки жить не мог.

И к ней бежал он со всех ног.

Ну, как?

— Захватывающе, — сказал Печкин. — А сколько лет было чел-веку? И как его звали? Это не дядя Фёдор?

— Нет. Это совсем был другой мальчик. Но вы слушайте.

И он продолжал:

Но вот отец сказал ему:

— Тебе собака ни к чему.

Зачем мы заводили пса,

Чтоб педагогой заняться,

Чтоб ты его кормил, поил

И в летний сад гулять водил.

Шарик читал, размахивая руками. И ничего вокруг не видел.

…И вот зима, идёт снежок.

В милиции живёт Дружок.

Он поступил туда весной,

Ку-курс окончив разыскной.

Тогда Печкин написал ему записку:

"У меня к тебе, Шарик, есть разговор. Секретный".

Шарик как увидел записку, сразу как проснулся.

— Что за разговор?

— Шарик, а Шарик? Можно, я вашего козлёночка у вас заберу, а своего принесу? У меня он как-то похуже вырос. Больно тощенький получился.

Шарик подумал:

"Как это заберу? Мы к этой Нюше уже привыкли. Она у нас уже часы разбила и целый угол клеёнки съела. Она у нас как своя".